Грегори внимательно смотрел на него.

— Ты говоришь, что моя собственная мысль вернется ко мне сильней, чем я ее посылал?

— Ого! Какое удивительное приспособление! — воскликнул Джеффри. — С его помощью я мог бы двигать горы, заставил бы дрожать стены!

— Конечно, — кисло заметил Род, — если бы можно было установить, какая энергия превращается в телекинез, и направить ее на стену. Но она ударит не по стене, а по тебе.

— Если бы ты попробовал пробить стену, Джеффри, — объяснил Фесс, — энергия обратилась бы против тебя и пробила бы тебя.

Джеффри остановился.

— Наверное, я действительно не нуждаюсь в этом, — медленно проговорил он.

— Только «наверное»? — в ужасе спросила Корделия, следя за братом краем глаза.

— Но дело еще хуже, — голос Фесса звучал ровно и однообразно. — Ты снова пошлешь десятикратно усиленную мысль, и она вернется к тебе в мозг, усиленная еще в десять раз…

— В сто раз сильнее? — ахнула Корделия.

— Совершенно верно. И этот сигнал снова улетит и усилится еще в десять раз.

— В тысячу раз! — Джеффри начал понимать весь ужас такого происшествия.

— Вот именно, Джеффри. Такой феномен можно назвать «петлей обратной связи". И если он вышел из-под контроля…

— Он сожжет мозг, — прошептал Магнус.

— Неминуемо, если ты почти мгновенно не прекратишь посылать мысль. К счастью, твой отец знает, что такое обратная связь, и прекратил эксперимент, как только почувствовал, что энергия его мысли возвращается к нему. Но даже и так у него сильно болела голова, и я двадцать четыре часа не сводил с него глаз, опасаясь повреждения мозга.

— Это было, когда он вовремя не вернулся домой! — воскликнул Джеффри.

— Неудивительно, что ты так расстроилась, — пожалела Корделия маму.

— Да, я была встревожена, — призналась Гвен, — хотя Фесс постарался успокоить меня.

— Я немедленно сообщил ей, что с Родом все в порядке, но он должен отдохнуть ночью в космическом корабле. Он подсоединил меня к системам корабля, как делает всегда, так что я мог через аппаратуру лазарета следить за его состоянием. Но он пришел в себя без всяких следов повреждения мозга.

— А он не пробовал использовать камень еще раз?

— Мне не нравится, как у тебя блестят глаза, Джеффри. Пожалуйста, оставь всякую мысль об использовании этого изобретения. Оно просто слишком мощно.

— Но безопасно ли оставлять его там? — спросил Грегори.

Братья из ордена святого Видикона занимаются такими делами пятьсот лет, — заверила детей Гвен.

— А пятьсот лет исследований в области псионики сделали их весьма компетентными, — заметил Род. — Отец Ал заверил меня, что они лучшие специалисты во всей Земной сфере, лучше даже ученых с самой Земли.

— Так что если они не смогут обращаться с прибором, не подвергая себя опасности, — сказал Фесс, — то и никто не сможет. А у них хватит здравого смысла сразу понять это.

— Значит, они могут его уничтожить? — в голосе Джеффри прозвучало такое разочарование, что Фесс интерпретировал его, как опасный сигнал, но программа не разрешала ему лгать.

— Не могу сказать точно, Джеффри, потому что твой отец просил не говорить ему, если они это сделают.

— Я им гордился, — признался Род.

— Следовательно, они могут его уничтожить, — сказал Фесс, — или использовать как исследовательское орудие. Мы просто не знаем.

— Но мы точно знаем, что больше никогда не увидим его здесь, — с отвращением бросил Джеффри.

— Совершенно верно, Джеффри, — Фесс почувствовал облегчение: его самый упрямый ученик отказался от соблазнительной мысли. — Уничтоженное или нет, оно не опасно больше.

Джеффри неожиданно подскочил, наступив на что-то в листве.

— Ой!

Все застыли, потому что возглас сопровождался очень необычным эхом.

В тишине послышалась музыка.

— Здесь громче, — заметил Грегори.

— И сильнее ритм, — голова Джеффри задергалась в такт ритму.

— Джеффри, — приказал Фесс, — остановись!

Мальчик обиженно посмотрел на него.

— Я не двигался, Фесс.

— Нет, двигался, — заверил брата Грегори и широко раскрытыми глазами посмотрел на Фесса.

— Это очень заразительная музыка. Она заставляет плясать, даже когда сам этого не чувствуешь.

— Это музыка камня, Грегори, — ответил Фесс.

— Посмотрим, обо что споткнулся Джеффри.

Развернувшись назад, компания зашарила в листьях. И конечно, там лежал двойник первого камня, точь-в-точь как они нашли.

— Мы были правы! — воскликнула Корделия, сжимая кулаки и подпрыгивая от радости. — Ох! Значит, наш эксперимент удался, Фесс?

— Да, Корделия: наша гипотеза подтвердилась. Теперь нужны новые данные.

— Хорошо! — Корделия наклонилась и подобрала камень. Тот хихикнул. — Ой! — сказала девочка удивленно. — Этот тверже!

— Но все равно поддается, — Джеффри нажал на камень пальцем, и тот прямо-таки закатился хохотом.

— Дай мне! Дай мне! — Джеффри в свою очередь принялся тыкать пальцем в камень, который хохотал так сильно, что даже закашлялся — в ритме музыки, конечно.

— Прекрати! — завизжал он. — Ох! Я умру от щекотки!

Корделия выронила камень и вытерла руку об юбку.

— Значит, ты живой? — спросил Грегори.

— Еще бы! Я вовсе не окаменелость, — камень вновь захихикал. — Не смеялся так с тех пор, как раскололся в последний раз!

— В последний раз? — Maгнyc поднял голову. — Ты делишься пополам?

— Делюсь как?.. Ох! — камень фыркнул. — Ну конечно, глупый парень! Когда достаточно вырастаю.

— Ты делился сегодня?

— Делился сегодня на что? А! Утром и в полдень, конечно! Нет, это не я, это солнце сделало.

— Солнце? Ты говоришь о небесном шаре? Ты раскалываешься, когда оно достигает высшей точки?

— Да, парень, ежедневно! Здесь, под листьями, плодородная почва. И я пользуюсь этим, когда могу.

— Значит, ты никогда не работаешь?

— Нет, я существую только для того, чтобы играть музыку. Это замечательно веселая жизнь!

— Пока рядом есть ведьмин мох, — сказала Корделия. — Но почему ты затвердел?

— Как почему? Потому что состарился. Все твердеет, когда старится.

— Не все, — быстро сказал Род, бросив взгляд на Гвен.

— Это не совсем верно, — согласился Фесс. — Но все же должен признать, что это обычное явление.